Сидя в своей маленькой гостиной, Том Бенек заправил в машинку несколько листов писчей бумаги, копирку и приготовился к работе. «Памятная записка по служебным вопросам» — красовался заголовок в верхней части черновика. Сразу под ним он поставил завтрашнюю дату.
— Жарковато, однако, — пробормотал он. В этот момент из прихожей послышался шорох, и Том вспомнил — жена собиралась пойти в кино.
Он встал, сунул руки в задние карманы серых домашних брюк, подошел к окну, подышал на мутноватое стекло и посмотрел вниз, в осенний вечерний туман, окутавший одиннадцатью этажами ниже Лексингтон-авеню. Высокий, стройный и черноволосый, в сером пуловере, он всем своим видом напоминал не столько игрока в футбол, которым увлекался в колледже, сколько баскетболиста. Подсунув кончики пальцев под нижнюю раму окна, Бенек потянул ее вверх, но та, как и обычно, не сдвинулась с места. Пришлось дернуть посильнее — образовалась маленькая щелочка, но и только.
— Черт, перепачкаешься тут весь в пыли, — негромко буркнул он, раздосадованный тем, что никак не можешь приступить к работе. Подойдя к двери в коридор, он позвал:
— Клэр!
Жена отозвалась.
— Послушай, — проговорил он, — ты правда не обидишься, если пойдешь одна?
— Нет, — голос звучал глуховато, значит, она все еще переодевалась. Но вот Клэр наконец появилась в дверях ванной — изящная, миловидная женщина со светлыми, почти белокурыми волосами. Естественное, даже радостное выражение лица лишь усиливало очарование супруги Тома. — Жаль только, что ты не посмотришь этот фильм. Ты ведь так хотел сходить на него.
— Что поделаешь, — он повел рукой в сторону стола. — Надо же закончить когда-то.
Жена кивнула и бросила взгляд на письменный стол.
— Ты слишком много работаешь.
Он улыбнулся.
— Но ты ведь не станешь возражать, когда деньги польются на нас, как из рога изобилия, а сам я прослыву чародеем нашего универмага?
— Думаю, что нет, — она засмеялась и побежала в спальню.
Сев за стол. Том закурил, а когда несколько секунд спустя Клэр появилась снова, одетая и готовая к выходу, положил сигарету на край пепельницы.
— Значит, жди вскоре после семи, — сказала Клэр.
Он прошел к встроенному шкафу, чтобы помочь ей надеть пальто. Вдохнув аромат ее духов, Том подумал, что, в общем-то, и сам мог бы пойти с ней. В конце концов, какая необходимость работать именно сейчас? Ведь это его собственный проект, и никто пока о нем ничего не знает. Но если он отложит работу до завтра, то проект не увидят до понедельника, тогда как если он завтра с утра доложит его боссу, то за субботу-воскресенье тот сможет как следует изучить записку.
— Приятного тебе вечера, — проговорил Том и открыл входную дверь, тут же почувствовав потянувшийся в квартиру запах паркетного воска, мягко заколыхавшийся вокруг его лица.
Он подождал, пока жена прошла по наружному коридору, помахал ей вслед рукой, после чего стал закрывать дверь, но та почему-то не поддавалась. Когда зазор в двери все же сузился, воздушный поток словно почувствовал новый прилив сил и с особой яростью набросился на деревянную поверхность. За спиной Тома послышался шелест занавесок и лежавших на столе бумаг. Он решил поднажать и наконец закрыл дверь.
Обернувшись, Бенек увидел, как один из листов бумаги медленно оседает на пол, тогда как другой, паря в струях воздуха, был уже возле приоткрытого окна. Коснувшись края рамы, лист чуть было не упал внутрь комнаты, но затем неожиданно изогнулся, скользнув в сторону, вылетел наружу и скрылся из виду.
Том быстро пересек комнату и прильнул к окну. В вечерней мгле листок был едва виден. Он лежал на декоративном бордюре буквально в метре под окном. Легкий ветерок прижимал его к стене и одновременно чуть тянул в сторону. Том изо всех сил налег на раму и полностью открыл окно — стекло отползло вверх и застыло в таком положении. Высунувшись по пояс, он попытался было дотянуться до листка, но тот медленно заскользил вдоль стены, по-прежнему почти не отрываясь от ее поверхности. Тому даже показалось, что он различает на фоне приглушенного шума улицы слабенький шелест, похожий на звук скользящего по тротуару упавшего с дерева листка.
Жилая часть соседней квартиры была сконструирована так, что почти на метр выступала наружу — именно поэтому Том и платил за свое жилье на семь с половиной долларов меньше, чем его сосед, и сейчас желтоватый листок скользил по каменному парапету, почти невидимый в сгущающихся сумерках, пока не остановился, прижатый к голой поверхности стены соседней квартиры. Спокойный и недвижимый, он лежал в образовавшемся углу в добрых пяти метрах от него, плотно прижатый к изысканно украшенному бордюру и омываемый тем же ветерком, который щекотал щеки Тома.
Встав на колени, Том целую минуту пожирал лист глазами, надеясь, что очередное дуновение ветра снесет его с парапета и он упадет вниз — тогда он, заметив место падения, спустится и спокойно подберет беглеца. Однако лист оставался неподвижным, и Бенек, приглядевшись, заметил, что тот попал в узкий просвет между каменным орнаментом и парапетом, проходившим вдоль соседней квартиры. Мысленно перебрав все имевшиеся в доме длинные предметы, Том отбросил эту мысль — пятиметровых палок в квартире не водилось.
Неохотно смирившись с этой мыслью, Том все же не удержался, чтобы не ругнуться — из всех листов, лежавших на столе, почему-то вылетел именно этот, самый необходимый ему. Но почему? Долгими субботними вечерами он стоял в шумных универмагах, вместо того чтобы, как все нормальные люди, идти домой, и подсчитывал количество посетителей в разных отделах, занося данные на этот треклятый листок. Сюда же легли цифры и другие выкладки, которые он почерпнул из справочников и бухгалтерских книг, — мелкий почерк Бенека позволил на одном-единственном листочке уместить довольно много информации. А если вспомнить те бесчисленные обеденные часы, которые он провел в библиотеке на Пятой авеню? И ради чего?! Ради того, чтобы разработать свою идею о новом методе размещения торговых секций магазина. Без этих данных вся его работа не стоила бы и выеденного яйца — просто частное мнение, не более того. И вот нате вам — сейчас содержимое этого выеденного яйца преспокойно лежит на парапете и даже не думает пошевелиться, черт бы его побрал!
Что ж, придется все проделать снова. Правда, для этого потребуются еще два месяца таких же бдений в универмаге. Впрочем, не это главное, а то, что его идея была как нельзя более к месту именно сейчас, когда ожидается очередное сезонное оживление торговли.
Он стукнул кулаком по подоконнику, но через секунду лишь пожал плечами. Даже если его план и будет принят, подумал Том, это не обязательно принесет ему прибавку к зарплате, а если принесет, то уж во всяком случае не сразу. Да и вообще, с чего это он размечтался о повышении по службе?
И все же мысль эта не покидала его. Эта, равно как и несколько других идей, некоторые из коих уже были претворены в жизнь, а другие припасены на будущее, чтобы позволить Бенеку подняться над массой других молодых людей и войти в число «официальных лиц» компании со всеми вытекающими отсюда последствиями, в первую очередь материальными.
И он понял, что доберется до этой вершины, как угодно, но заполучит снова этот разнесчастный листок, пусть даже для этого ему придется выйти наружу в сгущающийся сумрак позднего вечера.
Том начал убеждать себя в осуществимости этой затеи с того, что попытался высмеять ее. Он представил зрелище самого себя, скользящего по наружному карнизу, — комичная получалась картина, и он даже не смог сдержать улыбки. А потом вообразил, что рассказывает об этом у себя в офисе. Впрочем, почему бы и нет? Ведь это придаст его записке особый колорит, вызовет большой интерес к ней. Во всяком случае, вреда от этого не будет.
Внимательно приглядевшись, Том заметил, что карниз достаточно широк — примерно на всю длину его ступни — и абсолютно горизонтален. Кроме того, каждый пятый ряд кирпичной кладки, из которой был сложен дом, на полтора-два сантиметра утопал в стене, и этого было вполне достаточно, чтобы цепляться кончиками пальцев и сохранять равновесие. В голову ему пришла мысль, что, находись этот карниз в метре от земли (Том высунулся в окно и убедился в собственной решимости осуществить свою затею), он, не задумываясь, шагнул бы на него.
Подчиняясь внезапному импульсу, он прошел к одному из шкафов и извлек из него старую твидовую куртку. Надев и застегнув ее, он быстро подошел к открытому окну. Где-то в уголках сознания мелькнула мысль о том, что мешкать не следует, иначе можно передумать, и сейчас, стоя перед окном, он твердо решил отбросить прочь все сомнения.