Говорили, она ест трупы своих жертв. Это было неправдой. Говорили, она наняла людей, чтобы убить своего бывшего любовника и его невесту. Да, это было, но любовника успели предупредить. По ее приказанию было убито 38 человек, она подозревалась в убийстве еще 26-ти, но эти убийства не смогли доказать. Некоторых убивала своими руками, некоторых морила голодом. Когда она узнавала, что о ее преступлениях доносят, говорила так: «Мне они все равно ничего не сделают и меня на вас не променяют. Никто ничего мне сделать не может». И действительно, долгое время она оставалась безнаказанной, хоть и не скрывалась — жила себе спокойно в Москве и в своем доме под Москвой. Те же, кто жаловался на нее, также были убиты. Следствие по ее делу велось шесть лет, и она не созналась ни в одном преступлении, несмотря на свидетельства всех тех, кто видел, как она убивала, и помогал ей. Она от всех обвинений отказывалась, ссылаясь на головную боль и беспамятство. В указе по ее делу она была названа «урод рода человеческого». Умерла она, не умея ни читать, ни писать.
Ее звали Дарья Николаевна Салтыкова. Салтычиха.
Дворянка, она была в родстве с Мусиными-Пушкиными, Нарышкиными, Голицыными, Татищевыми, Толстыми. Это по мужу, ротмистру лейб-гвардии конного полка Глебу Алексеевичу Салтыкову. Она овдовела в 25 лет и жила с двумя детьми в собственном доме в Москве или в своем подмосковном селе — Троицком.
По школьным воспоминаниям уроков истории Салтычиха представляется какой-то жестокой старухой. Жестокой — безусловно. Но ей было всего 25 лет, когда она стала полноправной распорядительницей своих имений и крестьян; и тогда же она начала их убивать — забивать до смерти. Спустя шесть лет, летом 1762 года, ее дворовому и ее конюху удалось подать жалобу императрице Екатерине. Следствие велось с 1762 по 1768 год. Салтыкова не хвасталась — у нее действительно было много влиятельных друзей, которые, видимо, и научили ее упорно во всем запираться. Надзор за ней не был строгим, связи Салтыковой были велики, средства достаточны, и, хотя вина ее была несомненна, с помощью взяток Дарья Николаевна добилась того, что следствие затянулось.
В доме Салтыковой был проведен повальный обыск. Были опрошены ее соседи в Москве и окрестные жители села Троицкого. Крестьяне показали, что Салтыкова, как они слышали от ее крепостных, «жизнь ведет непорядочную и людей своих бьет и мучит». Рассказали об убийстве помещичьей девки, которая по приказу помещицы была высечена розгами, а потом сама Салтычиха била ее скалкой. «После побоев тех она находилась чуть жива: и волосы были у ней выдраны, и голова проломлена, и спина гнила».
Собранные во время опросов сведения были представлены Сенату, и только тогда выяснилось, что доносов на Салтыкову и до этого приходило много — в некоторых из них чиновники полицмейстерской канцелярии и тайной конторы обвинялись в получении от Салтыковой подарков. Именно из-за взяток дела о ее зверствах всегда оканчивались в ее пользу, а доносители или отсылались в ссылку, или отдавались в распоряжение помещицы, по ее просьбе. Их она забивала до смерти.
Вот всего лишь несколько ее жертв.
У одного из «доносителей», конюха Ермолая Ильина, Салтыкова убила трех жен. «…Тех первых его двух жен она же, помещица, била разными побоями, сама, поленом и палкою», третью же убила скалкой и поленом. Но на допросе Салтыкова показала, что первая жена конюха была тяжело больна и от этого умерла, о второй она «за болезнью и великим беспамятством» не упомнит, а третья тоже умерла якобы из-за какой-то болезни.
На самом деле все три, как доказала коллегия, были убиты «за нечистое мытье полов». Самая расхожая формулировка в деле Салтыковой. Беременную жену дворового она за ту же провинность била скалкой, а потом приказала сечь розгами и батогами, отчего та выкинула мертвого младенца и умерла. Подробности всех ее преступлений вообще весьма однообразны. Излюбленный метод — забить до смерти, иногда выгнать жертву в одной рубахе на мороз, иногда сжечь волосы на голове жертвы — и опять: «Бей до смерти!» Дворового Лукьяна Михеева била сама головой об стену, «приговаривая, чтоб он ей не рукался». Умер на следующий день от побоев. Убивала и девочек 11—12 лет. Дворовую Прасковью Ларионову забила до смерти, тело приказала отвезти в Троицкое, а на тело посадили грудного ребенка убитой, который по дороге умер от холода. Жгла своим крепостным уши раскаленными щипцами, била утюгом. Все эти подробности однообразны и омерзительны. Но на допросы юстиц-коллегии — одни ответы: » «Была ли такая в хозяйстве — не знаю, а если и была, то их она не била и бить никому не приказывала». Или: «Те жены и девки живы ли или померли — не ведаю, а хотя, может быть, и померли, но по воле Божьей». Или: «Такая-то вдруг занемогла и была уже без языка, оттого поп не исповедывал, а после умерла».
Но Салтыковой была свойственна не только жестокость. Любить она тоже умела — и как! Разойдясь с любовником и узнав, что он сватает другую, она приказала конюху купить пороху, смешать его с серой и поджечь дом неверного любовника, «чтобы оный и с тою невестою в том доме сгорели». Конюх испугался ответственности и не исполнил приказания, за то был бит. На другую ночь приказание повторилось. Конюх опять отказался. Через какое-то время Салтыкова узнала, что ее бывший любовник со своей невестой должны проехать по тому тракту, где находилось ее имение. Она послала дворовых в свою деревню, где они, с мужиками других деревень, вооруженные дубинами, должны были ждать проезда жениха и невесты, «и как он проедет из деревни в поле, нагнать с мужиками, разбить и убить до смерти». Однако кто-то выдал замысел Салтыковой ее бывшему любовнику и спас его таким образом от верной смерти.
В жалобе дворового и конюха императрице говорилось: «…от 1756 году душ до ста… ею, помещицею, погублено, и по исследовании за те бесчеловечные мучительства и смертные убийства учинить с нею как законы повелевают».
«Законы повелевали», с одной стороны, наказать преступницу, но, с другой стороны, при этом не обидеть дворянство — а Салтыкова была из весьма родовитых дворян. Чтобы заставить ее признаться во всех ее преступлениях, Екатерина II приказала объявить ей, что «все обстоятельства дела и многих людей доводят ее к пытке, что действительно с нею и последует, если она не принесет чистосердечного признания» — попросту, запугать ее. При этом следовало приставить к Салтыковой «искусного, честного и в божественном писании знающего» священника, чтобы он убедил ее признаться.
Салтыкова не призналась. Однако вина ее была несомненной, и 2 октября 1768 года Сенату Екатериной II был дан высочайший указ.
«Указ нашему Сенату. Рассмотрев поданный нам от Сената доклад о уголовных делах известной бесчеловечной вдовы Дарьи Николаевой дочери, нашли мы, что сей урод рода человеческого не мог воспричинствовать в столь разные времена и такого великого числа душегубства над своими собственными слугами обоего пола одним движением ярости, свойственным раздраженным сердцам, но надлежит полагать, хотя к горшему оскорблению человечества, что она имеет душу совершенно богоотступную и крайне мучительскую». По этому указу Салтыкова лишалась дворянского титула, и приказано было, «1) чтобы она ни от кого никогда… именована не была названием рода ни отца своего, ни мужа. 2) Приказать в Москве, где она ныне под караулом содержится, в нарочно к тому назначенный и во всем городе обнародованный день вывести ее на первую площадь и, поставя на эшафот, прочесть пред всем народом заключенную над нею Юстиц-Коллегией сентенцию, с исключением из оной, как выше сказано, родов ее мужа и отца, с присовокуплением к тому сего нашего указа, а потом приковать ее стоячую на том же эшафоте к столбу и прицепить на шею лист, с надписью большими словами: Мучительница и душегубица».
Салтыкова должна была простоять на площади час, после чего по указу, «чтоб лишить злую ее душу в сей жизни всякого человеческого сообщества», до конца жизни осуждена сидеть в «подземельной тюрьме» в женском монастыре, «чтобы она ниоткуда в ней света не имела”. Имение было оставлено за двумя ее сыновьями.
Казнь совершилась в Москве. 17 октября 1768 года посреди Красной площади выстроили высокий эшафот, на который вела лестница; посреди эшафота был вбит столб с тремя цепями. Слухи о жестокости Салтычихи и о том, что она якобы ест трупы своих жертв, ходили по Москве уже несколько лет, и все мечтали посмотреть на «людоедку». Екатерина II повелела произвести казнь, с наибольшей оглаской, и поэтому по всей Москве о предстоящем «позорище» была сделана «особая публикация, а по знатным домам — повестка».
18 октября, в день казни, в Москве шел первый снег. Чуть ли не вся Москва собралась на Красной площади посмотреть на «позорище». В одном частном письме так описывается казнь:
«Прежде шла гусар команда, потом везена была на роспусках (в саване) Дарья Николаевна Салтыкова, во вдовстве, людей мучительница, по сторонам которой сидели с обнаженными шпагами гренадеры. И как привезена была к эшафоту, то, сняв с роспусков, взвели и привязали цепями ее к столбу, где стояла около часу… А во время ее у столба привязи надет был на шею лист с напечатанными большими литерами: Мучительница и душегубица. А как ее повезли, то после нее биты были кнутом и клеймены люди ее и поп: поп — за то, для чего он мученных ею хоронил, а людей — дворецкого, который в особливой милости был, и кучера, что убитых валил, и других — чем и кончилось сие позорище. Что же принадлежит до народу, то не можно поверить, сколько было оного: почти ни одного места не осталось на всех лавочках, на площади, крышах, где бы людей не было, а карет и других возков — несказанное множество, так что многих передавили, и карет переломали довольно…»
Местом заключения выбрали Ивановский девичий монастырь. В его стены издавна ссылали опальных. Здесь была насильно пострижена в монашки и заключена под стражу царица Мария Петровна Шуйская в 1610 году. Сюда присылались под видом сумасшедших женщины из Сыскного приказа, из Тайной розыскных дел канцелярии, раскольницы из Раскольничьей конторы. В склеп под соборную церковь этого монастыря была перевезена с Красной площади, прямо с «позорища», Салтычиха. Из того же частного письма:
«…отвезли в Ивановский девичий монастырь, в сделанную для нее, глубиною в землю аршина с лишком в три, покаянную, коя вся в земле, и ниоткуда света нет. …и никого к ней, кроме одной монахини и караульного, допускать не велено, да и им тогда только ходить к ней, когда есть принести должно будет, и то при свече, а как отъест, то опять огонь погасить и во тьме оставить… и быть ей там до смерти».
Во время церковных служений ее допускали к церковному окну, но в саму церковь ей было запрещено входить. В склепе этом она провела одиннадцать лет, потом ее перевели в каменный застенок, пристроенный к храму. В тюрьме она родила от своего караульного. Полагают, что вскоре после «позорища» Салтычиха сошла с ума, но прожила она до 1801 года и похоронена в Донском монастыре, как и ее предки.
Больная, извращенная женщина, она вошла в историю — повторим за Екатериной II: «хотя к горшему оскорблению человечества».
© Ксения Рождественская. «Урод рода человеческого», 1992