Эти стихи я посвящаю Смерти – той моей спутнице, во власти которой вся моя Жизнь.
Автор
Я при смерти буду, я буду молить о пощаде.
Тут серая пешка желает быть главным царем.
Смотрю – и не вижу живых и приязненных лиц.
В квартире жила эта пешка, хоромы не знала.
Как бриз океанский, шепчу о победе своей,
А тот, кто из грязи поднялся, мечтает о славе.
Я умер, я знаю, что мир весь погас.
Грузинская мама встречает меня за порогом.
Я ей говорю, что убили меня молодцы.
Она мне не верит, считает, что я заливаю.
Нет, мама, я ей говорю, твой сын зло творит.
Я ей открываю глаза, и она тоже видит.
– Неужто плохая я мама ему? – говорит.
– Да дело не в этом, он сам промышляет
Злодейством, убийством, поклепом, обманом.
Никто не пытается смертность ему предложить.
– Неужто все так злонамеренно делает он?
– Да, мама, дела его мерзки и подлы.
Меня он убил, я взывал к его чувствам,
К чувствам его верных псов-бюрократов.
– И что же? – мне мать говорит. – Ничего?
– Ничего, все ушло, бюрократы убили меня.
– Не тебя одного? – мать предчувствует снова.
– Да, права ты, грузинская мама царя.
В темноте мы сидим, нет здесь красок,
Нет звуков, нет ничего, что потрогать,
Погладить, почувствовать, сдунуть.
Пустота – я сижу и грузинская мать.
– Как убили тебя? – говорит мне она.
– Как? Ножом закололи, я мучился день,
А потом пристрелили, в плену был.
– Сын мой знал? – говорит на то мать.
– Нет, не думаю, он бюрократ, где ему.
– Худо, худо, не думала я, — причитает она.
– Что ж, теперь ты все знаешь, — вздыхаю я.
– Проклинаю его, проклинаю! – она.
Мы сидим целый век в темноте, говорим.
Наши смерти случились из-за убийств.
Царь убил и ее, чтобы тайна была для толпы.
Царь надежно укрыл свою мать за порогом.
Что он получил? Пустоту. Беспредел.
Он уж умер, мы это узнали, нам души сказали.
Но попал не сюда, здесь лишь пустота.
Но здесь тихо и безопасно. Не для него!
Получил он свой адский застенок с чертями,
Свою долговечную муку, страдания воз.
Мы родимся опять, может быть –
На Земле будем жить, либо где-то еще.
Как нам здесь надоест куковать, так родимся.
Царь бесплодия и беспорядка не родится опять.
Его смерть была пышной, по-царски ушел.
Не придет уже больше, в аду догорает.
А когда там ему надоест, когда силы оставят,
То на Землю его не возьмут, никуда не возьмут.
Он погибнет в аду, его выход – без выхода,
Его смерть – окончание божьей ошибки.