Во второй строфе первой главы «Евгения Онегина» Пушкин обратился к читателям, представляя им героя романа:
Друзья Людмилы и Руслана!
Чем объяснить это напоминание о первой поэме?
Публикуя первую главу романа в 1825 году, Пушкин писал, что несколько песен «Евгения Онегина» «носят на себе отпечаток веселости… «Руслана и Людмилы». Здесь же он обращал внимание читателей на «антипоэтический характер главного лица…». Предисловие Пушкина полно скрытой иронии: оно отчасти метило в тех критиков, которые (Н. Карамзин, И. Дмитриев) оценивали первую поэму как «непристойную» и возражали против характера Пленника (М. Погодин). Вместе с тем Пушкин указывал на синтез двух важных этапов своего творчества, осуществленный в «Евгении Онегине». Характер героя вел свою литературную родословную от южных поэм, повествование же по своему типу и тону восходило к «Руслану и Людмиле».
Однако в основной текст романа предисловие не вошло, хотя отсылки, с одной стороны, к байроническому герою (эпиграф из стихотворения П. Вяземского «Первый снег»: «И жить торопится и чувствовать спешит»), а с другой — к «Руслану и Людмиле», остались. Почему Пушкин, отбросив предисловие, в котором соседствовали «Руслан и Людмила» и «Кавказский Пленник», все-таки сохранил в тексте романа это явное сближение юношеской темы со зрелым «романом в стихах»? Почему Пушкин хотел воскресить в памяти читателей именно «Руслана и Людмилу»? Так как Пушкин всегда глубоко и тонко продумывал поэтические ассоциации, то вряд ли упоминание о «Руслане и Людмиле» было произвольным. В чем состоял его смысл? Почему в «Евгении Онегине» Пушкин отдал предпочтение тому типу и тону повествования, который был в поэме «Руслан и Людмила»?
Поэма «Руслан и Людмила» стала этапным произведением в творчестве Пушкина. Ее в целом благосклонно встретили читатели и критики, хотя раздавались и раздраженные голоса. Жуковский, как известно, подарил Пушкину свой портрет со знаменитой надписью. 1820 год — год окончания поэмы «Руслан и Людмила» — означал и смену поэтических властелинов на российском Парнасе. Отныне в русской поэзии началась новая пора — пушкинская. Южные поэмы упрочили репутацию Пушкина-художника и были приняты восторженно, особенно «Кавказский Пленник» и «Цыганы». Романтические поэмы открыли новый период в творчестве поэта и, по существу, завершили его. Но итогом всего предшествующего творческого пути Пушкина стал «Евгений Онегин». В этом смысле между «Русланом и Людмилой» и романом много общего.
Поэма «Руслан и Людмила» замкнула большой отрезок творческой жизни Пушкина от первых лицейских стихотворений до лирики 1817—1820 годов. После нее поэт вышел на широкую самостоятельную дорогу, предвещавшую новые свершения. Итоговый и одновременно открывающий новые творческие перспективы характер этого произведения несомненен. Южные поэмы при всем их громадном значении в творчестве Пушкина привели к отходу от романтического метода. И вот в другую пору таким сочинением, которое замыкало романтический период творчества и разжигало перед поэтом новые горизонты, стал роман «Евгений Онегин». Конечно, и после него не прекращается эволюция пушкинского художественного сознания, но не путем резкой смены одного направления другим, а в форме развития и углубления уже достигнутого. Реалистические принципы проникают в лирику, поэмы, драму, прозу. Пушкин постигает социально-исторические противоречия действительности.
Приступая к роману, Пушкин если и не осознавал, что вступает на новую дорогу, то, несомненно, это чувствовал. Свидетельство тому — напоминание о «Руслане и Людмиле» как об очень важном повороте в его творческой судьбе. В дальнейшем этот переломный характер «Евгения Онегина» становился для него все более и более ясным. Он прямо писал, что роман — лучшее его произведение, подчеркивая тем самым особое место «Евгения Онегина» среди своих творений. А заканчивая роман, в одной из последних строф шестой главы намечал новую дорогу:
Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью-рифму гонят,
И я — со вздохом признаюсь —
За ней ленивей волочусь.
Не оставляя стихотворных замыслов, он обращается к прозе.
Однако сходство «Руслана и Людмилы» и «Евгения Онегина» состоит не только в похожести их роли в художественном движении Пушкина. Поэма и роман могут быть сопоставлены по внешним и внутренним линиям.
В «Руслане и Людмиле» Пушкин воскресил «дела давно минувших дней», его волновала русская древность, народная поэзия, национальный фольклор и колорит. Недаром в позже написанном прологе («У лукоморья дуб зеленый…») он назовет поэму «сказкой».
В «Руслане и Людмиле» все напоено русским духом, все «там Русью пахнет». Конечно, народность поэмы не следует преувеличивать: это еще условная, стилизованная народность, а фольклорные мотивы сплетены с литературно-книжными. Но существенно уже то, что Пушкин избирает сюжетом национальные предания, а самую форму поэмы именует «сказкой», сознательно выдвигая на первый план национально-фольклорную основу.
В южных поэмах национальный колорит в целом не русский — Кавказ, Крым, Молдавия. Герои предстают на фоне привычной им природы, быта, обычаев, их характеры тесно сближены с различными национально-историческими укладами. Черкешенка — «дева гор», Зарема — дочь Кавказа, Гирей — крымский хан, Земфира, Старик цыган и Молодой цыган — все они так или иначе вписаны в родную им среду. Руслан же больше напоминает не древнего витязя, а пламенного романтического рыцаря, совершающего подвиги во славу возлюбленной. И только в последней, шестой, песне он выступает богатырем-патриотом, освобождающим родную землю от нашествия печенегов. Людмила тоже далеко не степенная героиня древних сказаний и песен, а кокетливая и ветреная барышня пушкинских времен, одна из тех Дорид, Климен и Лаис, которым Пушкин посвящал свои любовные стихи в Лицее и в первые послелицейские годы. И при всем том «Руслан и Людмила» — поэма, сюжет которой строится на национально-русском материале, и это, очевидно, приобретало для Пушкина принципиальный смысл: он очень рано почувствовал себя поэтом истинно национальным (в стихотворении 1818 года «К Н. Я. Плюсковой» он уже говорил о своей поэзии: «И неподкупный голос мой Был эхо русского народа»).
Обратившись к «роману в стихах», Пушкин продолжил национальную тему. Для Пушкина не прошел даром опыт романтических поэм, в которых («Кавказский Пленник» и «Цыганы») основным героем выступил современный человек со свойственными ему недугами — «болезнями» века. Значительна в дальнейшем творческом постижении национальной жизни и работа Пушкина над историческими сочинениями: трагедией «Борис Годунов» и поэмой «Полтава», стихотворной повестью о современном человеке «Граф Нулин». Все эти произведения написаны во время работы над романом «Евгений Онегин». Но, поскольку напоминание о «Руслане и Людмиле» появилось в тексте «Евгения Онегина» еще до того, как возникли замыслы перечисленных творений, параллель между поэмой и романом указывает на интерес к национальному бытию.
Есть, однако, еще одна, и, может быть, самая главная, решающая для Пушкина, общность между первой юношеской поэмой и романом. Нетрудно, например, убедиться, что в южных поэмах автор эмоционально близок героям («Кавказский Пленник», «Цыганы»).
Критика нисколько не возражала против этого, но зато упрекала Пушкина за «антипоэтический характер» Пленника. Поэту вменяли в вину холодность Пленника, который не бросился спасать тонущую Черкешенку. Те же замечания Пушкин выслушивал и об Алеко («Цыганы»). Ему, например, пеняли на то, что Алеко водит медведя («высокому» романтическому герою не к лицу такое занятие), и недоумевали, почему поэт не сделал Алеко кузнецом. Кстати, декабристы были недовольны и Онегиным. Они считали его лицом незначительным и недостойным поэзии, так как люди, подобные ему, часто встречались в обществе.
Сам же Пушкин полагал недостаток Пленника как художественного образа в том, что он не вполне отделен от автора. Евгений Онегин уже целиком объективированный характер. В первой главе Пушкин сознательно, конечно, противопоставил себя Онегину:
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной…
В романтических поэмах самостоятельный авторский образ не возникал. Лишь иногда поэт выступал от своего лица отчасти в немногочисленных лирических отступлениях и преимущественно в эпилогах. Например, завершая поэму «Цыганы».
От автора же исходит знаменитое отступление «Птичка божия не знает…», поясняющее характер Алеко и предвещающее роковую развязку любовной драмы. То же соотношение между автором и героем было и в поэме «Кавказский Пленник».
А «Руслана и Людмилу» и «Евгения Онегина» Пушкин строил иначе. Как и Онегин в романе, Руслан в поэме — объективный образ, что предопределено сказочным ее сюжетом. Но и в поэме, и в романе рядом с образами Руслана и Онегина появляется тоже вполне самостоятельный и отделенный от них образ автора. В «Руслане и Людмиле» герой — сказочный персонаж, автор же — современный молодой человек и поэт. В «Евгении Онегине» герой и автор — люди одной среды, одного социального уклада, но жизнь их, отношение к миру различны. Их взгляды могут совпадать, но они разные люди, непохожие друг на друга. Между Русланом и автором, Онегиным и автором возможно эмоциональное сближение, но оно не становится определяющим ни для поэмы, ни для романа. Вместе с тем именно образ автора, его «присутствие» в поэме и романе структурно объединяет их и придает этим произведениям Пушкина исключительное своеобразие.